Но Эрш Джокер не верил в подобную чушь. Он верил в универсальную сыворотку «ТриХит», циркулировавшую в его крови, как и в крови любого порядочного военкора. Не та планетка, чтобы придумать штуку, способную одолеть «три хита». Если только… Никаких только.
Пока после рентген-камеры истуканоподобная медсестра с лычками сержанта нуль-таможни брала у него кровь, Эрш развлекался придумками сюжетов для желтой прессы.
«Скажите, Джокер, откуда у повстанцев ракетное вооружение? Ведь Империя не поставляет тхаргам технологий?» Сделать значительное лицо. Нет, снисходительное: «О, мисс, знаете ли, даже животные, когда их припрут к стенке, проявляют чудеса изобретательности. Вы слышали что-либо об их новейшей разработке?» Взять эффектную паузу. «Фекальный ускоритель!» – «Простите, мистер Джокер, что? Что значит "фекальный"?» – «О, мисс! Повстанцы развивают биотех. Но неужели вы думаете, что мне вот так (щелчок пальцами) раскрыли военные тайны? Хотя кое-что я разнюхал!» – «Расскажите же нашим читателям!» – «Вещество биогенного происхождения, которое они называют «фекалии», смешивают с другим биогенным веществом «дрожжи», и в герметическом корпусе ракеты происходит неизвестная науке реакция. Дальность стрельбы фекального ускорителя – до пятнадцати миль. Это варварское оружие они производят сотнями и тысячами единиц…»
И ведь сожрут, подумалось Эршу. Как миленькие слопают за чистую монету и не поперхнутся. Фекальный ускоритель! Ха! Песня…
Облачившись в комплект новенькой формы, выданной взамен аннигилировавшей при переходе, он переступил порог кабинета начальника нуль-таможни, полковника Херста Оберста, как гласила голограмма на шлюзодвери. Нехорошие предчувствия никуда не делись.
– Рад сделать знакомство со знаменитым Джокером! – На полковнике, сверкая погонами, красовалась расстегнутая чуть ли не до пупка белоснежная форменная рубашка, открывая могучую волосатую грудь.
Нижнюю часть полковника скрывал стол, он же рабочий пульт. Эрш включил сканеры, вперил взгляд в заплывшие жиром серые очи чиновника, точнее сказать – поросячьи глазки, и обнаружил, что сканеры-то заблокированы. Полковник между тем не представился – ну да, на шлюзодвери ж начертано, – от кресла зад не оторвал и руки не подал. И, похоже, знакомство делать был вовсе не рад. Кстати, сам оборот речи выдает уроженца Кесарии, отметил Джокер. Изобразить возмущение или не дергаться? Эрш выбрал второе.
Уселся в кресло и выжидательно уставился на Оберста. Тот, похоже, никуда не спешил. Извлек из недр стола бутылочку чего-то запотевшего, изрядно приложился, крякнул.
Интересно, с чего бы в кабинете начальства стояла такая жара? Предположим, Кесария – планета холодная, и выходцы оттуда любят погреть кости, но не настолько же?
– Нарушаете законы Содружества, журналист? – наконец заговорил боров.
– С какого Бодуэна? – блеснул знанием древней лексики Эрш.
Ответом было жужжание пульта, полковник вытянул на свет божий, небрежно швырнул на стол рентгеновский снимок и расцвеченный голограммами официальный бланк, в котором Эрш без труда распознал судмедзаключение. Джокер поднял со стола снимок, глянул на просвет. Тазобедренный сустав – очевидно, его собственный – не вызвал у него никакого интереса, а вот выше… Что за чертовщина?
Херст Оберст уже раскуривал сигару – несомненно контрабандную – и сочувственно кивал. Знаки безнаказанности и превосходства.
– Три почки, журналист! – Полковник выставил три жирных пальца. – Раз, два, три. Одна – «левая». Контрабанда человеческих органов из зон боевых действий под прикрытием профессиональной деятельности наказывается снижением общественного статуса вплоть до нулевого со всеми вытекающими, не так ли, друг мой?
«Гнейский птицерух тебе друг», – ответил пословицей Джокер, но про себя, вслух же ничего не сказал.
На снимке и в самом деле рядом с его законной правой почкой угнездилась еще одна, и тонкая нить мочеточника смыкалась с его же законной нитью на входе в мочевой пузырь.
– Не сомневайся, журналист, никто тут не блефует, – продолжал полковник несомненно отточенную заранее речь. – Их три. Скоро ты в этом убедишься сам. Кстати, с тобой всё окей?
Джокер поежился. Прав сукин сын, зябко. В кабинете, как в адском котле, а ему зябко. Неужто, уроды, впрыснули чего?
– Знобит чего-то.
– Гы-ы! – обрадовался полковник, веско пыхнул сигарой. – «Чего-то». Сейчас я тебе скажу – чего. Реакция отторжения, знаешь такую штуку? Не знаешь? А с виду неглупый. У тебя в теле чужой орган. Смекаешь? Чужой – значит, враг. Враг – значит, убить. Вот ты тут сидишь, на меня пялишься, а кровь разгоняет антитела, чтобы почку контрабандную угробить. И угробит… вместе с тобой. Только это… про адвоката там личного бодягу не разводи. Юристы, сам понимаешь. Мы это дело затянем на недельку – экспертизы, согласования, консультации, этот, как его… консилиум соберем, случай-то какой… гы. Особый. Ты и загнешься тихо. Так что решай.
– Полковник, хватит тягать мышь за усы.
– Мышь, гы. Эх, как я вас, репортеришек, ненавижу. – Херст Оберст пыхнул сигарой и мечтательно воздел очи горе. – Вот тут, – приставил два пальца к горлу, – вы у меня. Наснимал хрени, думаешь – герой? Да не мышь ты, а дерьмо коровье. Думаешь, не знаю, какие дела на Ургее творят? Всё знаю. А ты за свой пузырь розовой воды хороший гонорар получишь. Да не пялься на меня, не пялься, всё заэкранировано. Захочу – весь твой гребаный репортаж из твоих гребаных мозгов высосу.
Он отложил сигару.
– Одним словом, парень, такое предложение. Сейчас поедешь в одну клинику. Там тебе эту твою контрабанду аккуратнейшим образом изымут и утилизируют. Половина твоего гонорара мне, половина, сам понимаешь, – доку. И без шансов. Окей? Вижу, что окей.
Не то, что же здесь не то? Полицейский антиграв скользил так, что, собственно, и движения никакого не ощущалось, голову Эршу опутывала сетка-экран с застежкой-самоликвидатором под подбородком, а Джокер всё не мог поймать, что же не то в поведении таможенного чиновника, в дурацком, да что там дурацком – безнадежном, его, Эрша положении, в чудесном появлении дополнительного органа выделения. Мысли путались, репортера «Гэлэкси-моушн» бросало то в жар, то в холод, и предательская слабость то охватывала тело, то вновь отпускала. Реакция отторжения, будь она неладна.
Он, прайм-журналист могущественной медиакорпорации. С ним – как с каким-то полуправным то ли третьего, то ли четвертого уровня рейтинга гражданином. Стоп. Вот оно. Вот.
Джокера замутило. Никогда начальник нуль-таможни не стал бы так вести себя с прайм-репортером. Кроме одного случая.
Полковник Херст Оберст разговаривал с заведомым покойником.
– Вам плохо, господин журналист?
Охранец. Сама вежливость.
– Воздуху…
Конвоир дернул за веревочку, и на колени Эрша упала кислородная маска. Джокер жадно схватил ее и пару минут шумно дышал.
В сторону панику. Не с трупом разговаривал полковник. Потому что – репортаж. Начальство ждет репортажа. Ай да Джокер, ай да сукин сын. Чутье, вот что значит чутье. Как вовремя он всё смонтировал заранее. Хотел бы Оберст его трупа – зачем бы дал говорить с боссом? Ясно,
