лишним лет назад принявший на свет новорожденного Хрипунова. Кабинет был абсолютно пуст — только тяжелые книжные шкафы да тяжелый запах. И кокон на сияющем медовым лаком паркетном полу — пустая неподвижная оболочка с черным, дымящимся, изуродованным лицом.
Ангел машинально посмотрел в верхний левый угол — там, где под самым потолком, в нимбе никем не примеченной пыли и паутины, должна была беззвучно метаться ошарашенная, помутневшая от страха, полукруглая, стремительная душа, никого не было.
Никого.
Ангел, тихо хрустнув мелодичными шейными позвонками, огляделся.
Пусто.
Все правильно. Все так и должно быть.
Он подобрал с пола прохладную телефонную трубку, несколько раз щелкнул пластиковыми кнопками и, устало смежив вежды и привалившись слабо мерцающим затылком к стене, замер, ожидая соединения.
Наконец, в трубке далеко, но отчетливо щелкнуло, и ангел, не открывая глаз, тихо доложил:
Он умер.
Кто? — не расслышали с той стороны.
Он. — Повторил ангел, и зрачки его, прямо сквозь полупрозрачные, рисовые, бледные веки полыхнули тусклым, багровым, нестерпимо концентрированным светом. — Он. Хирург.
И едва слышно прибавил:
— Бог.
